Дискуссии о вакцинах и вакцинации от COVID-19 не затухают, а, наоборот, становятся всё более горячими. Даже серьёзные медики сомневаются, что у них есть полное представление о составе тех препаратов, которыми делаются прививки. Что же там находится на самом деле?
Скепсис российских медиков лишь усилился после недавнего заявления академика А. Гинцбурга (Институт Гамалеи, разработчик линейки «Спутников»). Он упомянул какие-то «маркеры» в препарате «Спутник V», которые позволяют определить, кто вакцинацию проходил, а кто лишь купил справку о вакцинации. Об этих «маркерах» в официальной информации о «Спутнике V» ничего не говорится.
Масла в огонь споров и сомнений по вопросу о составе прививочных препаратов добавила конференция учёных-патологоанатомов, которая прошла 20 сентября этого года в Германии в Институте патологии в Ройтлингене (Pathologischen Institut in Reutlingen). В мероприятии, как отмечают СМИ, участвовало от 30 до 40 специалистов, в том числе из Австрии. Ключевыми фигурами были:
- Профессор, доктор Арне Буркхардт (Prof. Dr. Arne Burkhardt). Возглавлял институт патологии в Ройтлингене в течение 18 лет, после чего работал практикующим патологоанатомом. Профессор опубликовал более 150 статей в специализированных журналах и в медицинских справочниках. Также сертифицировал институты патологического профиля.
- Профессор, доктор Вальтер Ланг (Prof. Dr. Walter Lang). Работал патологоанатомом в Ганноверской медицинской школе с 1968 по 1985 год. В течение 25 лет возглавлял частный институт патологии в Ганновере.
- Профессор, доктор Вернер Берггольц (Prof. Dr. Werner Bergholz). Он в отличие от первых двух профессоров не медик, а специалист в области микроэлектроники: 17 лет работал в корпорации Siemens. В последнее время также выступает как эксперт по медицинской статистике.
Скриншот страницы pathologie-konferenz.de/en/
В центре внимания участников конференции были результаты вскрытий восьми умерших после вакцинации от COVID-19, которые проводились в этом году под руководством профессора Арне Буркхардта.
Результаты упомянутых вскрытий удивительным образом подтверждают выводы коллеги Арне Буркхардта профессора, доктора Питера Ширмахера (Prof. Dr. Peter Schirmacher). Последний сделал вскрытия более 40 умерших, имевших инфицирование вирусом ковида.
Питер Ширмахер уверенно заявил, что около трети из них умерли не от ковида, а от вакцинации против ковида.
Эти заявления были сделаны летом, власти и подконтрольные им СМИ пытались замолчать или опровергать выводы профессора. И вот подоспела конференция патологов в Ройтлингене, которая вновь вскрыла смертельную опасность вакцинаций против ковида.
Они уже в нас
Конференция транслировалась по видеосвязи. На ней были представлены многочисленные фотографии и рисунки, наглядно дополнявшие картину, которую описывали выступавшие патологи.
Анализ тонких тканей умерших проводился с помощью специального, так называемого «темнопольного» микроскопа. Он позволил выявить содержание в тканях посторонних микрочастиц, которые по форме представляют собой явно неживые структуры достаточно правильной геометрической формы. Внешне они выглядят… как микросхемы!
Скриншот кадра видео Cause of death after COVID-19 vaccination & Undeclared components of the COVID-19 vaccines / odysee.com
Версий появления таких инородных объектов две. Либо они были введены в кровоток готовыми, либо сформировались в организме человека из наночастиц, содержащихся в вакцине. Случайное попадание посторонних частиц в тело человека исключается, поскольку одни и те же инородные объекты выявлены у всех умерших после вакцинации.
Упомянутый выше профессор, доктор Вернер Берггольц как специалист по микрочипам высказал своё мнение по поводу «открытия» патологов. Он не исключает возможности использования выявленных в тканях умерших частиц в качестве тех самых «маркеров» и «идентификаторов», о присутствии которых в вакцинах высказывали подозрения сторонники так называемой «теории заговора».
Pfizer с дополнениями
Это размышление профессора вполне корреспондирует с мнением тех специалистов, которые пытались и пытаются выявить «маркеры» вакцин без вскрытия, путём углублённого химического и физического изучения самих препаратов.
Есть ряд исследований, в которых говорится об обнаружении в составе по крайней мере двух препаратов – Pfizer и Moderna (мРНК-вакцины) – графена (также оксид графена), который никакой медицинской роли не выполняет, но вполне годится на роль «маркера», «идентификатора». Масла в огонь добавило заявление Карен Кингстон (Karen Kingston), бывшей сотрудницы компании Pfizer.
Кингстон утверждает, что хотя и в патентах на вакцину Pfizer оксид графена не упоминается, он фигурирует в ряде сопроводительных документов.
Скриншот кадра видео Stew Peters show «Former Pfizer Employee Confirms Poison in COVID ‘Vaccine’»/ redvoicemedia.com
Ещё одно направление изучения «пытливыми скептиками» необъявленных производителями вакцин компонентов и свойств препаратов – попытки идентифицировать получивших вакцины людей с помощью специальных технических средств. Та яростная энергия, с которой «Силиконовая мафия» (ведущие IT-корпорации, контролирующие интернет и социальные сети) удаляет публикации подобного рода, также наводят на мысль, что нет дыма без огня.
Трудно поверить, что сказанное на конференции в Ройтлингене по поводу инородных частиц в прививочных препаратах – лишь «дым», который быстро рассеется. Дыма без огня не бывает. Просто этот огонь тщательно скрывают. До того момента, когда начнется вселенский пожар, который уже не остановишь.
Участники конференции приняли резолюцию с призывом к властям Германии, Австрии и других стран начать проводить массовые патологоанатомические исследования умерших после вакцинаций от ковида, обращаться с соответствующими запросами к производителям препаратов и, конечно же, немедленно остановить дальнейший процесс прививок от COVID-19 до полного прояснения вопроса.
Казалось бы, при чём тут Гейтс?
Идея вживления микрочипа в тело человека через прививочный укол вынашивалась мировой элитой давно. В «Prevent Disease.Com» (электронном издании США, специализирующемся на разоблачении планов американской и международной «медицинской мафии») ещё в 2009 году появилась статья «Are Populations Being Primed For Nano-Microchips Inside Vaccines?».
Название статьи на русском: «Подталкивается ли население к принятию наночипов, упрятанных в вакцины?». Как отмечалось в указанной статье, ещё в последние годы ХХ века удалось разработать микрочипы нового поколения, основанные на использовании нанотехнологий.
Сверхкомпактные (не больше пылинки, радиус порядка 5 микромиллиметра, что примерно в 10 раз меньше радиуса волоса) и недорогие.
Вот что, в частности, говорилось в указанной выше статье: «Запущенный Всемирной организацией здравоохранения сценарий с пандемией свиного гриппа как нельзя лучше подходит для пропаганды и принуждения населения добровольно согласиться на введение микрочипов через нановакцины. Всё это будет сделано под лозунгом «высшего блага» для человечества».
Пять лет тому назад была запущена частно-государственная инициатива под кодовым названием «ID2020». Её инициатором был Билл Гейтс, основатель и руководитель IT-корпорации Microsoft, одновременно основатель и руководитель крупнейшего в США благотворительного фонда. Инициатива была поддержана ООН.
Суть её проста – провести глобальную цифровую идентификацию населения для того, чтобы мировая элита могла его держать под своим контролем.
В первых выступлениях Билла Гейтса как главного энтузиаста тотальной цифровой идентификации он не скрывал, что идентификация через чипизацию является самым простым и надёжным способом решения поставленной задачи.
Но встретив непонимание и даже гневные протесты со стороны ряда политиков и общественных деятелей, Гейтс больше эту идею не озвучивал. И, как считают некоторые эксперты, продолжал её двигать, давая деньги на разработки наночипов, которые станут «бесплатной добавкой» к прививочным препаратам.
Решением задачи «наночип и вакцина в одном флаконе» занимались совместно, в тесной кооперации две структуры, находящиеся под контролем Билла Гейтса: упомянутое выше частно-государственное партнёрство «ID2020» и Альянс по вакцинациям GAVI (также частно-государственное партнёрство).
Уже в 2018 году все упоминания о наночипах в составе вакцин были удалены с сайтов «ID2020» и GAVI.
Что с того?
- Хотя с конференции в Ройтлингене прошло почти два месяца, вы наверняка ничего про неё не слышали – и это яркий пример контроля, установленного «Силиконовой мафией» над каналами распространения информации.
- Видео и другие материалы конференции блокируют всеми возможными способами, а там, где нельзя заблокировать, выступают с плакатными «разоблачениями» прозвучавших там «фейков».
- Чего только не сделаешь ради воспитания в людях доверия к «спасительным» вакцинам!
Человек в медицинском эксперименте: пределы контроля
Биомедицинские эксперименты имеют дело с самым дорогим из того, что есть у человека, — это человеческая жизнь и здоровье. Естественно-научный эксперимент как основной метод познания считался этически нейтральным в Новое время.
Но по мере развития знаний о человеческой телесности, по мере развития биомедицины все большее количество людей становится участниками биомедицинских экспериментов.
Большая часть биомедицинских экспериментов имеет дело не со спасением жизни, а с получением или совершенствованием знаний, которые могут быть применены не только для лечения данного конкретного пациента, но и для блага человечества вообще, блага, связанного с прогрессом биомедицины как инструмента развития социума.
Человечество столкнулось с тем, что на момент проведения Нюрнбергского процесса не существовало ни национальных, ни надгосударственных правовых актов, которые бы регламентировали медицинские эксперименты.
У нацистских медиков, которые оказались на скамье подсудимых, были достаточно квалифицированные адвокаты. Они доказывали, что проведение экспериментов было попыткой извлечь хоть какое-то благо в виде знаний из того зла, которое не зависело от врачей.
Конечно же, при сопоставлении таких аргументов с тем бесспорным вредом, который был нанесен, вплоть до умерщвления значительного количества людей (по официальным данным, это более 275 000 погибших в результате экспериментов из 33 стран), настоятельно заявила о себе задача осуществить регламентирование экспериментов.
Первым международным документом такой направленности стал так называемый Нюрнбергский кодекс – свод правил о проведении экспериментов на людях, основные положения которого сводимы к нескольким пунктам.
Добровольное согласие означает, что лицо, вовлеченное в эксперимент, имеет законное право дать такое согласие и обладает свободой выбора без какого-либо элемента насилия, обмана, мошенничества, хитрости или других скрытых форм принуждения.
В современной биоэтике используется понятие «добровольное информированное согласие», то есть требуется, чтобы потенциальный участник эксперимента обладал достаточными знаниями, чтобы понять сущность эксперимента и принял осознанное решение о том, соглашаться или нет стать участником эксперимента. Для предоставления согласия испытуемый был информирован о его характере, продолжительности и цели; методе и способах, с помощью которых он будет проводиться; обо всех возможных неудобствах и рисках; о последствиях для его здоровья и морального благополучия, которые могут возникнуть в результате участия в экспериментах.
Далее в Нюрнбегском кодексе было провозглашено, что эксперимент должен приносить плодотворные результаты, недостижимые с помощью других методов и средств. Такой эксперимент должен организовываться и основываться на базе предварительных экспериментов над животными.
Эксперимент должен быть построен так, чтобы исключить всякое ненужное физическое и психическое страдание или повреждение. Ни один эксперимент не должен проводиться там, где существует априорный повод полагать, что может иметь место смерть или калечащее повреждение. Нельзя рисковать там, где исследуемая проблема не является слишком важной для человечества.
Необходимы соответствующие предосторожности, чтобы оградить того, кто участвует в эксперименте от возможности повреждений, смерти и недееспособности. Эксперимент должен проводиться только квалифицированными специалистами. Во время эксперимента подопытный должен иметь право в любой момент прекратить эксперимент.
Во время эксперимента исследователь должен быть готов в любой момент прекратить эксперимент, если, по его мнению, продолжение последнего может привести к повреждениям, недееспособности или смерти подопытного.
Интересно, что текст Нюрнбергского кодекса даже в странах антигитлеровской коалиции не публиковался в полном объеме достаточно долго.
Например, в нашей стране полный текст документа был опубликован только в 1993 году.
Во многом это неслучайно, потому что регламентация биомедицинских экспериментов естественным образом имеет в качестве следствия ограничение на привлечение количества испытуемых.
В настоящее время с точки зрения биоэтической оправданности и правового регулирования оцениваются четыре типа экспериментов в биомедицине. Первый тип — это экспериментирование врачей на себе.
С этической точки зрения врачи, обладающие всей полнотой знаний о сути эксперимента, о последствиях, проводя эксперименты на себе, имеют возможности для того, чтобы дать добровольное информированное согласие.
В истории медицины есть масса примеров, когда врачи проводили эксперименты на себе. Например, эксперимент Ильи Ильича Мечникова едва не стоил ему жизни, когда он на себе проверял вакцину против тифа. Второй тип экспериментов — это эксперименты над здоровыми людьми.
В таких экспериментах, которые являются обязательным этапом фармакологических исследований, проверяется предельная доза и побочные эффекты.
Третий тип — это эксперименты над пациентами, в ходе которых ожидается польза для самого испытуемого. Этот тип называется терапевтическими экспериментами.
Четвертый тип — это эксперименты над больными людьми, в ходе которых терапевтического эффекта не ожидается. Целью такого эксперимента является получение знаний. Это нетерапевтический эксперимент.
Так же как нетерапевтическим может быть назван эксперимент над здоровыми людьми.
Одной из причин является сложность самой современной медицинской помощи. Другой причиной является то, что для значительной части населения приемлемой моделью общения с врачом является патернализм.
Патернализм – это такая модель отношений врача и пациента, когда пациент делегирует врачу право в полном объеме принимать решения относительно медицинских вмешательств. В рамках патернализма подобно тому, как ребенок не ожидает от отца зла и подчиняется его воле, пациент выполняет распоряжения врача.
И многие пациенты, не разделяя терапию и эксперименты, не вникают в суть предлагаемых врачом экспериментальных процедур и манипуляций.
Биоэтический вопрос связан с тем, насколько полным должно быть информирование пациента, для того чтобы его согласие можно было бы трактовать как этически корректное.
Насколько такое согласие может быть получено от отдельных категорий граждан, жизнь которых, например, контролируется? Это обитатели государственных учреждений, например психиатрических клиник, детских домов, домов престарелых.
Жизнь тех, кто находится в таких учреждениях, зависит, зачастую абсолютно, от действий персонала.
Возникает вопрос: существует ли у этих людей хоть какая-то возможность дать информированное согласие? Согласно международным нормам права, разработанным после обнародования некоторых фактов проведения сомнительных с точки зрения этики экспериментов, на использование институционально заключенных лиц, кроме как в целях терапевтического исследования (когда последним оказывается определенная помощь), наложен запрет.
До недавнего времени заключенные и военнослужащие составляли самый большой резерв потенциальных подопытных, особенно, при проверке действия лекарств.
Многие страны мира отказались от привлечения к экспериментам над здоровыми людьми таких больших групп населения, как военнослужащие и заключенные. То, что предполагаемый подопытный находится в контролируемых условиях, делает его согласие на участие в эксперименте весьма сомнительным.
Оценить является ли согласие на участие в эксперименте, данное военнослужащим или заключенным, лишенным какого-либо явного или скрытого насилия, крайне сложно.
Кроме того, исследования с привлечением военнослужащих или военных не поддаются тщательному контролю общественности, что создает возможности для злоупотреблений: если ожидается отрицательная реакция со стороны общественности, такие злоупотребления легко скрыть.
Например, корректным условием проведения медицинского эксперимента является наличие контрольной группы, которая получает вместо препарата плацебо –«пустышку». Слово «плацебо» происходит от латинской фразы, означающей «я бы хотел понравиться».
Это необходимо для того, чтобы отличить психосоматические эффекты приема лекарства, связанные с верой человека в то, что экспериментальный препарат ему может помочь, от реального терапевтического воздействия.
Как быть в том случае, если участник эксперимента не должен быть проинформирован о том, получает он реальный препарат или пустышку? Как в этом случае обеспечить получение информированного согласия? В некоторых экспериментах неинформированным должен быть не только участник эксперимента, но и экспериментатор, его проводящий.
Это так называемый двойной слепой эксперимент. Рассматривая такие случаи, биоэтика предполагает специальные формы получения добровольного информированного согласия, где пациент получает информацию о том, с какой вероятностью он попадает в контрольную группу, получающую плацебо.
Для отдельных категорий пациентов, например детей, участие в эксперименте нуждается в специальной регламентации, строго различающей терапевтический и нетерапевтический эксперимент. Как правило, привлечение детей к нетерапевтическим экспериментам до 14 лет запрещено.
В международных правовых актах указывается, что родители могут дать согласие на участие в эксперименте за ребенка, если лечение проводится во благо и на пользу последнего, то есть в терапевтических целях.
Приниматься могут только те решения, которые не ведут к нарушению физического или умственного состояния ребенка. Однако, ни нравственно, ни по закону родители не могут принимать решение за ребенка, когда медицинское вмешательство приводит к серьезному риску.
Одна из трудностей состоит в том, что представления о благе и пользе могут трактоваться чрезвычайно широко.
Если эксперимент проводится не в терапевтических целях, то принятая в большинстве стран практика ставит условия: ребенку должно быть не менее 14 лет, он должен самостоятельно мыслить и быть достаточно зрелыми, чтобы понять природу предстоящей процедуры, включая потенциальные опасности, и не должно быть никакого насилия или взывания к чувству долга. Если эти условия удовлетворены, согласие ребенка — при наличии согласия родителей или опекунов — соответствует нормам международного права. При некоторых типах рискованных экспериментальных вмешательств этот возраст на национальном государственном уровне может быть изменен как для нетерапевтических, так и для терапевтических экспериментов. Так, по законодательству Франции, если речь идет о том, что ребенку необходима пересадка донорского органа, например почки, возраст, с которого у потенциального реципиента должно быть испрошено согласие, снижается до 6 лет. И это тоже проблема. Только ли календарный возраст определяет понимание предоставленной врачом информации?
Также возникает вопрос относительно того, насколько добровольным может быть согласие ребенка, данное под влиянием информации, полученной от родителей или врачей.
Понятие «добровольное информированное согласие» подразумевает, что не были использованы никакие аргументы, связанные с запугиванием, с призывом к альтруистическому донорству (если речь идет об использовании парных донорских органов, например, о заборе от здорового человека донорской почки).
Размах экспериментов в биомедицине будут нарастать. Чем дальше будет развиваться наука, тем больше людей будут становиться участниками экспериментов, тем больше задач возникает у биоэтики. Биоэтика обращает внимание на необходимость выработки государственных механизмов информирования людей о правилах медицинских экспериментов.
В настоящее время основной европейский документ, который регламентирует эксперименты в биомедицине, — это Конвенция о правах человека и биомедицине. Ее официальное название — Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с применением биологии и медицины.
Этот документ принят в 1996 году, к нему было несколько дополнительных протоколов, например, в 1997-м году к нему было приложение, касающееся запрета на проведение экспериментов в области клонирования человека.
Данная конвенция подписана большинством европейских стран с целью предотвращения возможности негативных последствий использования новых медицинских технологий, защиты прав и достоинства человека, оказывающегося в роли пациента или испытуемого.
В настоящее время эксперименты с участием добровольцев в обязательном порядке до начала их проведения получают оценку со стороны биоэтических комиссий или комитетов.
Они существуют сегодня от государственного уровня до уровня отдельного научного и образовательного учреждения, которое проводит эксперименты.
В ходе подачи заявки экспериментатор обязан подробно описать научную базу, которая есть в настоящее время в данной предметной области, для того чтобы не допустить повторного проведения экспериментов, если уже где-то в мире они были проведены, а данные опубликованы.
Обязательно указывается количество участников эксперимента, длительность его проведения. Этическая комиссия оценивает бланк информированного согласия, включая информацию о том, насколько подробно потенциальный участник эксперимента будет проинформирован организаторами эксперимента о сути эксперимента, рисках, побочных эффектах и так далее.
Человек в медицинском эксперименте
24.01.2020
Философ Елена Брызгалина о правовом регулировании участия в биомедицинских экспериментах, Нюрнбергском кодексе и опытах нацистских врачей.
Биомедицинские эксперименты имеют дело с самым дорогим и неотъемлемым из того, что есть у человека, — это человеческая жизнь и здоровье. Естественно-научный эксперимент как основной метод познания считался этически нейтральным в Новое время.
Но по мере развития знаний о человеческой телесности, по мере развития биомедицины все большее количество людей становится участниками биомедицинских экспериментов, имеющих, как правило, своей целью получение знаний, которые могут быть применены не только для лечения данного конкретного пациента, но и для блага человечества вообще, блага, связанного с прогрессом биомедицины.
На необходимость биоэтического и правового регулирования экспериментирования обратили внимание после Второй мировой войны, когда в рамках Нюрнбергского процесса стали известны факты о бесчеловечных экспериментах, которые проводили нацистские медики в концентрационных лагерях над заключенными, в том числе над женщинами и детьми.
Человечество столкнулось с тем, что на момент проведения Нюрнбергского процесса не существовало ни национальных, ни надгосударственных правовых актов, которые бы регламентировали медицинские эксперименты.
У нацистских медиков, которые оказались на скамье подсудимых, были достаточно квалифицированные адвокаты, которые доказывали, что проведение экспериментов было попыткой извлечь хоть какое-то благо в виде знаний из того зла, которое не зависело от врачей.
Конечно же, если сопоставлять такие аргументы с тем бесспорным вредом, который был нанесен, вплоть до умерщвления значительного количества людей (по официальным данным, это более 275 тысяч погибших в результате экспериментов), настоятельно возникла задача осуществить регламентирование экспериментов.
Нюрнбергский процесс
Первым международным документом такой направленности стал так называемый Нюрнбергский кодекс, основные положения которого сводимы к нескольким пунктам.
Первое, абсолютно необходимое условие для проведения экспериментов, которое было обосновано в Нюрнбергском кодексе, — это добровольное согласие испытуемого. Именно такого согласия не получали в экспериментах нацистские врачи.
Далее Нюрнбергский кодекс провозгласил, что эксперименты над людьми могут проводиться только после предварительно проведенных экспериментов над животными. Эксперименты могут проводиться только в отношении тех проблем, которые значимы для человечества.
Эксперименты не должны проводиться в тех случаях, когда имеется возможность изучения естественных процессов, например если заболевание естественным путем распространено в популяциях людей.
Далее Нюрнбергский кодекс потребовал от организаторов эксперимента обязательно информировать потенциальных участников о сути эксперимента, экспериментальных процедур и манипуляций, о возможных рисках, негативных последствиях.
Экспериментатор должен контролировать ход эксперимента, и в случае, если он видит, что продолжение эксперимента чревато инвалидирующим воздействием на испытуемого или тем более гибелью подопытного, эксперимент должен быть прекращен.
Участник эксперимента должен быть проинформирован о том, что он в любой момент времени имеет право отказаться от продолжения эксперимента без последствий для себя и даже, возможно, без объяснения причин. Интересно, что текст Нюрнбергского кодекса даже в странах антигитлеровской коалиции не публиковался в полном объеме достаточно долго.
Например, в нашей стране полный текст документа был опубликован в 1993 году. Во многом это неслучайно, потому что регламентация биомедицинских экспериментов естественным образом имеет в качестве следствия ограничение на привлечение количества испытуемых.
Поскольку многие биомедицинские эксперименты имеют двойное назначение — как гражданское, так и военное, известны случаи, когда и в нашей стране, к сожалению, и в США, и в других странах, несмотря на установленные Нюрнбергским кодексом нормы, эксперименты на недобровольной основе продолжались. В настоящее время с точки зрения биоэтической оправданности и правового регулирования оцениваются четыре типа экспериментов в биомедицине.
Первый тип — это экспериментирование врачей на себе.
С этической точки зрения врачи, обладающие всей полнотой знаний о сути эксперимента, о последствиях, конечно же, проводя эксперименты на себе, имеют добровольное информированное согласие.
В истории медицины есть масса примеров, когда врачи проводили эксперименты на себе. Например, эксперимент Ивана Ильича Мечникова едва не стоил ему жизни, когда он на себе проверял вакцину против тифа.
Второй тип экспериментов — это эксперименты над здоровыми людьми. В таких экспериментах, которые являются обязательным этапом фармакологических исследований, проверяется предельная доза и побочные эффекты.
Третий тип — это эксперименты над пациентами, в ходе которых ожидается польза для самого испытуемого. Этот тип называется терапевтическими экспериментами.
Четвертый тип — это эксперименты над больными людьми, в ходе которых терапевтического эффекта не ожидается. Целью эксперимента является получение знаний. Это нетерапевтический эксперимент, так же как нетерапевтическим может быть назван эксперимент над здоровыми людьми.
Эксперименты в обязательном порядке в настоящее время до начала их проведения получают оценку со стороны биоэтических комиссий или комитетов. Они существуют сегодня от государственного уровня до уровня отдельного научного и образовательного учреждения, которое проводит эксперименты.
В ходе подачи заявки экспериментатор обязан подробно описать научную базу, которая есть в настоящее время в данной предметной области, для того чтобы не допустить повторного проведения экспериментов, если уже где-то в мире они были проведены, а данные опубликованы.
Обязательно указывается количество участников эксперимента, длительность его проведения.
Этическая комиссия оценивает бланк информированного согласия, включая информацию о том, насколько подробно потенциальный участник эксперимента будет проинформирован организаторами эксперимента о сути эксперимента, рисках, побочных эффектах и так далее.
В настоящее время в медицине достаточно трудно провести границу между терапевтическим и экспериментальным вмешательством.
Это составляет большую трудность, потому что для значительной части населения приемлемой моделью общения с врачом является патернализм, когда пациент рассматривает врача в качестве отца, который не может принести зла своему ребенку.
И многие пациенты, не разделяя терапию и эксперименты, не вникают в суть предлагаемых врачом экспериментальных процедур и манипуляций. Биоэтический вопрос связан с тем, насколько полным должно быть информирование пациента, для того чтобы его согласие можно было бы трактовать как этически корректное.
Насколько такое согласие может быть получено от отдельных категорий граждан, жизнь которых, например, контролируется? Это обитатели государственных учреждений, например учреждений нетюремного типа.
В настоящее время мир отказался от привлечения к экспериментам над здоровыми людьми таких больших групп населения, как военнослужащие и заключенные, потому что, несмотря на многочисленность этих групп, на то, что их условия жизни (что очень важно в медицинском эксперименте) контролируемы, получение добровольного согласия от людей, относящихся к данным категориям, проблематично.
Понятие «добровольное информированное согласие», которое является основным для биоэтического и правового регулирования экспериментов, в ряде случаев достаточно проблематично. Например, корректным условием проведения медицинского эксперимента является наличие контрольной группы, которая получает плацебо.
Это необходимо для того, чтобы исключить психосоматические эффекты приема лекарства, связанные с верой человека в то, что экспериментальный препарат ему может помочь, от реального терапевтического воздействия.
Как быть в том случае, если участник эксперимента не должен быть проинформирован о том, получает он реальный препарат или пустышку? Как в этом случае обеспечить получение информированного согласия? В некоторых экспериментах неинформированным должен быть не только участник эксперимента, но и экспериментатор, его проводящий. Это так называемый двойной слепой эксперимент.
Рассматривая такие случаи, биоэтика предполагает специальные формы получения добровольного информированного согласия, где пациент получает информацию о том, с какой вероятностью он попадает в контрольную группу, получающую плацебо.
Для отдельных категорий пациентов, например детей, участие в эксперименте нуждается в специальной регламентации. Как правило, привлечение детей к нетерапевтическим экспериментам, то есть к тем экспериментам, в ходе которых не ожидается для них пользы, до 14 лет запрещено.
В большинстве стран мира считается, что если в возрасте 14 лет ребенок дает согласие на нетерапевтический эксперимент и такое же согласие дают официальные опекуны, то эксперимент может быть проведен.
Однако при некоторых типах рискованных экспериментальных вмешательств этот возраст на национальном государственном уровне может быть изменен как для нетерапевтических, так и для терапевтических экспериментов.
Например, по законодательству Франции, если речь идет о том, что ребенку необходима пересадка донорского органа, например почки, возраст, с которого у потенциального реципиента должно быть испрошено согласие, снижается до 6 лет. И это тоже проблема. Только ли календарный возраст определяет понимание предоставленной врачом информации?
Также возникает вопрос относительно того, насколько добровольным может быть согласие, данное под влиянием информации, полученной от родителей или врачей.
Понятие «добровольное информированное согласие» подразумевает, что не были использованы никакие аргументы, связанные с запугиванием, с призывом к альтруистическому донорству (если речь идет об использовании парных донорских органов, например о заборе от здорового человека донорской почки).
В настоящее время этот тип медицинского вмешательства считается экспериментальным, и на него распространяются все правила, регламентирующие медицинские эксперименты.
Особую проблему составляет проверка новых средств лечения в области психиатрии, потому что в зависимости от тяжести заболевания и статуса пациента психиатрической клиники получение от него добровольного информированного согласия тоже является достаточно проблематичным.
Как правило, в мировой практике категории таких пациентов не привлекаются к нетерапевтическим экспериментам, хотя периодически появляются сообщения о том, что в некоторых странах это правило нарушается.
Но даже привлечение пациентов психиатрических клиник к терапевтическим экспериментам, что является обязательным для развития фармакологии в данной сфере медицины, тоже делает биоэтические принципы весьма уязвимыми.
Эксперименты в биомедицине будут нарастать. Поэтому биоэтика обращает внимание на необходимость выработки государственных механизмов информирования людей о правилах медицинских экспериментов.
Чем дальше будет развиваться наука, тем больше людей будут участниками эксперимента, тем больше задач возникает у биоэтики.
В настоящее время основной европейский документ, который регламентирует эксперименты в биомедицине, — это конвенция «О правах человека и биомедицине». Этот документ принят в 1996 году, и в 1997-м к нему было приложение, касающееся экспериментов в области клонирования.
Данная конвенция подписана большинством европейских стран, и все участники, подписавшие конвенцию, обязуются регламентировать эксперименты на территории своих стран в ориентации на установленные конвенцией нормы.
Елена БрызгалинаИсточник — Постнаука
Медицинский эксперимент: правовой и морально–этический аспекты
Медицинский эксперимент: правовой и морально–этический аспекты
Бабошкина Л.С.
ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава России
Кафедра философии, гуманитарных наук и психологии
Научный руководитель к.ф.н., доцент Е.В. Ермолаева
Медицинский эксперимент — это активное воздействие на человека, изменяющее течение физиологических и патологических процессов для достижения цели эксперимента. На сегодняшний день с развитием науки вопрос о проведении экспериментов в медицине становится все актуальнее.
Впервые порядок проведений медицинских экспериментов и исследований на человеке получил юридическое оформление в 1947 году в Нюрнбергском кодексе, который в последующем стал основой для других подобных документов.
В нашей стране регулирование данного вопроса проводится на основе ст. 21 Конституция РФ, ст.32, ст.43 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (2011), ФЗ «О лекарственных средствах» (1998).
Тем самым, в законодательстве предусматривается возможность испытания новых методов диагностики, профилактики, лечения, а также лекарственных средств на людях при соблюдении двух условий: согласия больного и учета его интересов, предусматривающих излечение болезни. Используемый доброволец осведомляется о сущности эксперимента, его научной ценности и возможных последствиях.
Не менее важен морально-этический аспект экспериментов над людьми. Следует отметить, что результаты могут проявиться не только к концу проведения эксперимента, но и спустя значительное время.
Примером может служить трансплантация гомеопатических стволовых клеток, проводимая при тяжелых случаях лейкемии в нашей стране, но запрещенная в ряде других, поскольку вероятность благоприятного исхода очень низкая.
Но и врачи, и больные проходят через трудный нравственный выбор, т.к. зачастую это оказывается единственным шансом на выздоровление.
Таким образом, значение морального аспекта в проведении медицинских экспериментов также велико, как и правовое регулирование этого вопроса. А граница дозволенности в проведении их очень размыта.
Литература
- Власов В.В. Международные этические требования к медицинским исследованиям с участием человека // Терапевтический архив. 1996. № 1. С. 58.
- Ермолаева Е.В.. Павлова Л.А Медицинская профессия: требования современного общества // Общество и здоровье: современное состояние и тенденции развития. М., 2013. С. 369-375.
Помещают в капсулу: как в России лечат больных COVID-19 — Газета.Ru
Экспериментальный метод лечения коронавирусной инфекции применили в московском НИИ скорой помощи им. Склифосовского.
Речь идет о гипербарической оксигенации – насыщении организма воздухом с помощью повышенного давления в герметичных барокамерах. Отмечается, что после таких сеансов у пациентов уменьшается одышка и улучшается общее самочувствие.
О том, как же работает новая методика терапии COVID-19 и какие опасности она таит, — в материале «Газеты.Ru».
В московском НИИ скорой помощи им. Склифосовского впервые начали применять экспериментальную методику лечения коронавирусной инфекции с помощью гипербарической оксигенации (ГБО, насыщение организма воздухом в барокамерах — «Газета.Ru»). Об этом сообщается на официальном портале мэра и правительства столицы.
Там отмечается, что после сеансов у пациентов улучшается общее самочувствие, уменьшается одышка и увеличивается содержание кислорода в крови.
«Кроме того, гипербарический кислород усиливает действие противовирусной и антибактериальной терапии, а также снижает ее побочные эффекты. Все это способствует выздоровлению пациентов», — добавляется в сообщении. По данным портала, в НИИ им. Склифосовского провели уже более сотни сеансов ГБО 25 больным COVID-19.
Как объяснил «Газете.Ru» врач-пульмонолог Рустем Насретдинов, в ходе данной процедуры человека помещают в герметичную капсулу, в которой за счет увеличения давления происходит активное насыщение кислородом организма.
«В барокамере создаются условия, при которых в легкие может попадать максимальное количество воздуха. Ведь при коронавирусе количество функционирующей легочной ткани уменьшается, и оставшейся живой ткани приходится взять на себя всю нагрузку», — отметил медик.
Кроме того, в данном случае кислород поступает не только через дышащую часть легких, но и непосредственно через кожу пациента, что позволяет насытить кровь уже вне легких, подчеркнул врач частной медицинской практики, иммунолог Владимир Болибок в разговоре с изданием «Коммерсант».
Он добавил, что также ГБО является хорошим инструментом активации иммунной системы. «Чтобы клетки иммунной системы работали, начали «поедать» вирус, уничтожать его в организме, им нужен кислород, то есть это, кроме всего прочего, еще и иммуномодуляция», — сказал медик.
Длится же процедура 30-40 минут — сразу после нее человеку становится лучше, но через сутки повторять процедуру нужно вновь, рассказал доктор медицинских наук, пульмонолог Александр Карабиненко РИА «Новости». «Человек не может находиться в барокамере постоянно, поэтому это только временная поддержка организма», — уточнил он.
Рустем Насретдинов также сообщил «Газете.Ru», что ранее ГБО чаще всего применяли в исследовательских институтах и при подготовке военных. «К ней прибегали, когда люди находились в экстремальных условиях перепада давления и газов. И в принципе если у человека COVID-19 тяжелой степени, это примерно то же самое состояние», — подчеркнул пульмонолог.
«При коронавирусе задача этой процедуры – попытаться избежать перевода пациента на аппарат искусственной вентиляции легких (ИВЛ). Сеансы ГБО проводятся в комплексе с другой терапией», — также рассказал директор института, член клинического комитета по борьбе с COVID-19 Сергей Петриков порталу mos.ru.
При этом, как пояснил Владимир Болибок, от ИВЛ сеансы в барокамерах отличаются тем, что при искусственной вентиляции легких используется совсем небольшое положительное давление, так как в противном случае легочная ткань может разорваться. В то же время при ГБО повышенное давление буквально «вдавливает» кислород в кровь человека, но делает это равномерно, не травмируя легкие.
Вместе с тем научный сотрудник отделения профпатологии Московского областного НИИ им. Владимирского, пульмонолог Алексей Никишенков в разговоре с «Газетой.Ru» уточнил, что заменить ИВЛ данная процедура не может. «Также она не заменит противовирусную и патогенетическую (направленная на устранение механизмов развития болезни — «Газета.Ru») терапию», — добавил он.
Врач подчеркнул, что ГБО не так безопасна, как может казаться, — у нее много противопоказаний. «Среди них эпилепсия, гипертоническая болезнь, различные опухли, нарушение кровообращения в головном мозге», — рассказал Никишенков.
- Также такое лечение противопоказано и людям, которые плохо переносят изменения давления, сообщил Александр Карабиненко.
- «Если человеку стало плохо во время процедуры, его сразу вытащить нельзя, потому что кровь закипит, как у водолаза: если его быстро поднять с глубины, у него закипает кровь, и он умирает от перепада давления»,
- — заметил врач.
Кроме того, ранее среди ограничений к проведению гипербарической оксигенации числились и острые респираторные заболевания, упомянул в разговоре с «Газетой.Ru» Алексей Никишенков. «Поэтому лечение коронавирусной инфекции этим способом и является экспериментальным. Раньше его не рекомендовали при ОРВИ и в том числе при остром развитии пневмонии», — пояснил эксперт.
По словам пульмонолога Рустема Насретдинова, говорить об эффективности барокамер при лечении COVID-19 еще рано – ее необходимо доказать научно. «Исследование результативности данного метода усугубляется тем, что барокамеры – это редкая штука. По всей стране их не так уж много, в некоторых маленьких городах их вовсе нет», — отметил медик.
В свою очередь Никишенков уверен, что ГБО может показать свою эффективность не только при терапии коронавирусной инфекции, но и во время восстановления от нее. «Эта процедура может занять свое место на ряду других реабилитационных методов таких, как, например, дыхательная гимнастика», — заключил эксперт.